Как наука политизируется и теряет вес
Поскольку число накопленных человечеством знаний удваивается каждые 20–30 лет, людям всё сложнее сохранять порядок в своей скромной по размерам голове. Ещё сложнее отличать серьёзных учёных и экспертов от всевозможных блогеров и футурологов, кующих хайп на бойких темах. Наука в мире никогда не была так политизирована, как сегодня. И даже купив новую книгу прославленного нобелевского лауреата, можно обнаружить в ней выкладки, прямо противоположные тем, за что его удостоили премии. Словно в период упадка Римской империи, когда по Вечному городу бродили самые дикие религиозные культы, в некогда передовых странах уважаемые люди популяризируют откровенно антинаучные идеи. И это меняет западную цивилизацию на наших глазах.
Узкий коридор
В октябре 2024 г. лауреатами премии памяти Нобеля по экономике (не путать с Нобелевской премией, она учреждена Банком Швеции в честь Нобеля) стали три американца-экономиста: Дарон Аджемоглу, Саймон Джонсон и Джеймс Робинсон. Согласно формулировке, премия вручена им за «исследования того, как формируются общественные институты и как они влияют на процветание». Работы учёных позволили лучше понять причины разницы в благосостоянии между странами, а самая известная книга Аджемоглу и Робинсона издана в России 10 лет назад под говорящим названием «Почему одни страны богатые, а другие бедные» (в оригинале – Why Nations Fail).
В прошлом номере «АН» от 23 октября своё мнение по поводу этой премии, теории, изложенной в ней, высказал российский учёный, кандидат экономических наук Андрей Песоцкий. Высказался вполне скептически. Впрочем, желающие сами могут ознакомиться. Тем более что у тех, кто эту премию вручал, скажем так, «позднее зажигание». Поскольку актуально это было сделать 10 лет назад. Если брать чисто научные аспекты и экономические. Сейчас же это – чистая политика.
Впервые за долгие годы «экономический Нобель» достался авторам, известным не только в узкой академической среде, но и широкой публике. 57-летний Дарон Аджемоглу из Массачусетского технологического института, безусловно, ключевая фигура среди нынешних нобелиатов: Робинсон и Джонсон были его соавторами в разное время. Причём идеи, принёсшие Аджемоглу массовую популярность, резко контрастируют с мыслями, высказанными в его последних работах. Сегодня автор созвучен американским левым социалистам, а премию получил за идеи институциональной экономики, от которой де-факто открестился. Это ещё раз подчёркивает тот факт, что награда отдана из конъюнктурных соображений.
Бестселлер «Почему одни страны богатые, а другие бедные» начинается с описания города Ногалес, разделённого государственной границей на американскую и мексиканскую части. Климат, геология, культура жителей по обе стороны «стены» ничем не отличаются, однако американцы из Ногалеса зарабатывают втрое больше соседей, в их части совершенно иной уровень развития городской инфраструктуры. Аджемоглу и Робинсон последовательно доказывают, что причина не в нефти, золоте или в том, что чиновники из Вашингтона присылают сюда больше дотаций, чем чиновники из Мехико. Как раз наоборот: США богаче Мексики потому, что здесь ещё в XVIII веке сложились правильные экономические институты, долгое время позволявшие людям свободно выбирать профессию, получать образование, создавать бизнес, инвестировать в его развитие и платить справедливые налоги. В Мексике это всё куда сложнее: предприниматель слабо защищён от криминала, поборов, поглощения, а доступа к демократическим процедурам, позволяющим менять своих представителей в случае их неудовлетворительной работы, он де-факто лишён.
Аджемоглу и Робинсон ввели понятие инклюзивных и экстрактивных институтов. В первом случае в создание и сохранение правил игры вовлечены широкие массы, право частной собственности священно, чиновники регулярно меняются – и тогда государство богатеет. Во втором варианте власть достаётся одной группировке, которая подавляет недовольство, превращает демократию в фикцию, создаёт мифические внешние угрозы и под соусом «спасения нации» выжимает из страны все соки с самыми печальными для широких масс последствиями. Почти все африканские страны, обретя независимость, обзавелись экстрактивными институтами в лице сменяющих друг друга диктатур различной степени дикости. И вовсе не география, история, генетика, культура, религия или невежество элит определяют перспективы развития.
Конечно, бывают и благонамеренные деспоты, которые применяют власть для проведения выгодных широким слоям реформ. Но это всё-таки редкость. «С точки зрения тех, кто контролирует политическую власть, нет никакой необходимости вводить более полезные для экономического роста или благосостояния граждан институты, если действующие институты гораздо лучше служат интересам самой власти», – формулируют Аджемоглу и Робинсон. Бывает, что страна обязана процветанием балансу политических сил, который не позволил навязать экстрактивные институты. Успех Великобритании начиная с XVII века вытекает из того, что британские монархи не сумели монополизировать в своих руках торговлю с Америкой, и в стране начала складываться группа состоятельных купцов, мало связанных с короной. Они создали запрос на политические изменения и сыграли ключевую роль в победе Славной революции 1688 года. Во Франции и Испании, наоборот, бизнесу не удалось создать широкую коалицию в противовес интересам королей – и экономическое развитие этих стран замедлилось.
До поры Аджемоглу и Робинсона можно было отнести скорее к правым, чем к левым. С их точки зрения, успешное развитие – это узкий коридор между слишком слабым государством, неспособным следить за исполнением законов, и слишком сильным, которое будет вмешиваться в жизнь общества, подчиняя частные интересы собственным под тем же соусом «спасения нации». Главное – чтобы институты создавали стимулы для развития, а не для выживания, когда людьми правят идеи «особого пути», сплочения и надежда на сильного лидера. Поэтому последняя книга Аджемоглу и Саймона Джонсона «Власть и прогресс» вызвала оторопь у думающего читателя. Зато наверняка понравилась левому истеблишменту, имеющему большое влияние на Нобелевский комитет.
Например, как в прошлом номере справедливо отметил Песоцкий, феномен Китая вообще опровергает воззрения институционалистов. Там нет выборов в европейском понимании, присутствует доминирование коммунистической партии, зачищается медиапространство от неугодного контента, «прессуют» нацменьшинства (уйгуров, тибетцев). И тем не менее Китай лидирует, например, по количеству патентов в сфере искусственного интеллекта, значительно обгоняя США. Получается, что и без народовластия может достигаться успех во многих областях.
Классово искажённая технология
Раньше для экономиста Аджемоглу прогресс был тесно связан с предпринимательской инициативой. Промышленная революция оказалась успешной, потому что никто не учил бизнес вести дела, а патенты на изобретение давали стимул вкладываться в инновации. Сегодня из тех же уст звучит призыв «развернуть колесницу прогресса и двинуться в обратном направлении».
Для «общего процветания», оказывается, плохо, что Илон Маск и Марк Цукерберг задают направление научных поисков в собственных компаниях. В Facebook* много фейковых новостей – а всё потому, что его боссы не советуются с простыми людьми. Сеть виновата в том, что в ней переписывались погромщики в Мьянме, которые усложнили жизнь мусульман-рохинджа. Facebook* отвечает за угнетённое состояние и депрессию американских студентов, которые проводят в Сети слишком много времени. «Платформы социальных сетей тоже могли бы работать с подпиской и извлекать из неё доход», – лезет со своим уставом гуру институциональной экономики.
Бизнес нарекается новой олигархией и противопоставляется всему остальному «обществу», у которого якобы единые интересы. И из-под этой шапочки скалится старая марксистская идея классовой борьбы пролетариев против эксплуататоров-буржуев. Оказывается, от внедрения технических новинок одни выигрывают больше, чем другие, – и это огромная проблема. А надо, чтобы всем всё было ровно поровну: «Пока направление развития цифровых технологий не будет полностью изменено, оно продолжит стимулировать неравенство».
Для западной цивилизации такие заявления – серьёзные звоночки. Раньше Аджемоглу и Робинсон писали, что эффективную экономику невозможно построить по мудрому плану. Просто люди действуют каждый в своих интересах, и при удачно сложившихся институтах в гавани всплывают все лодки. Один из важнейших факторов удачного развития Европы в XVII-XIX веках берёт начало в Средневековье, когда феодальная раздробленность позволила бизнесу нагулять жирок до укрепления Левиафана, который жаждет всё контролировать и выжимать словно губку. Другими словами, бизнес в Старом Свете вплоть до XX века был на шаг или на десять шагов впереди чиновничества, которое могло бы задавить его массой, как это происходит сегодня.
Нынче же Аджемоглу с новым соавтором Джонсоном рисуют иную картину. В их свежих работах большинство жителей средневековой Европы технические новшества загоняли всё глубже в нищету: мельницы были монополизированы лордами, а хлопкопрядильная машина «повлекла ужесточение рабства». Антиколониальный дискурс сегодня – главная фишка левых интеллектуалов. Хотя долгое время считалось очевидным, что западный капитализм мало связан с эксплуатацией колоний: на фабриках Европы трудились наёмные рабочие, а уже в 1870-е почти все колониальные империи были убыточны. Вовсе не европейцы принесли в Африку рабство, но именно они его уничтожили, оставив после себя не самую плохую инфраструктуру.
Аджемоглу и Джонсон переворачивают этот консенсус. Во «Власти и прогрессе» они долго рассказывают историю выдающегося предпринимателя Фердинанда де Лессепса, который построил Суэцкий канал и завалил строительство Панамского. Авторы делают из этого прецедента вывод, что доверять видению великих умов не нужно – из-за своей гордыни они могут ввести нас в убытки. Словно существует способ вести дела без угрозы прогореть, а три четверти созданных предприятий не разоряются в течение двух лет.
На голубом глазу продвигается идея, что основа британского процветания – работорговля. Британцы якобы никогда не делали серьёзных вложений в ирригацию и очистку воды в Индии. А индийские сатрапы и махараджи как будто делали? Если огромная густонаселённая страна сжигает тела умерших, а что не сгорело, бросает в Ганг, то какой смысл очищать в нём воду? Правда, англичане оставили Индии густую железнодорожную сеть – тут не поспоришь. Но в железных дорогах буржуазные экономисты Аджемоглу и Джонсон, словно Ленин или Троцкий, видят лишь «инструмент угнетения», поскольку рельсы помогают быстро перебрасывать войска и «снижают стоимость репрессий».
«Нечестной конкуренцией» называют лауреаты тот факт, что американских негров после окончания Гражданской войны никто не потрудился наделить землёй. Хотя за чей счёт это должно было бы произойти, в книге прямо не поясняется. «Сельскохозяйственная основа власти аристократов-южан осталась нетронутой», – намекает Аджемоглу, ещё недавно прославлявший защиту частной собственности как основы процветания.
Казалось бы, зачем нам столь подробно разбирать взгляды каких-то там экономистов? Известно ведь, что сколько людей, столько и мнений. Однако не всё так просто. Простые обыватели часто высказывают мнения фантастической глупости по вопросам, о которых не имеют ни малейшего понятия. А теории серьёзных учёных должны непротиворечиво объяснять огромное количество фактов – поэтому и расхождений между ними обычно меньше. Если, конечно, не вмешивается политика.
История с присуждением премии Аджемоглу и его соавторам наглядно демонстрирует, какие идеи сегодня востребованы на Западе. И какой идейный дрейф должен проделать кандидат, чтобы претендовать на высокую награду. И как мало результат этого дрейфа похож на науку. И сколь немногие из авторитетных коллег Дарона Аджемоглу рискуют нынче встать и сказать, что король-то голый! Ведь невозможно представить себе, что прославленный учёный в почтенном возрасте столь радикально изменил мировоззрение под влиянием чисто научных обстоятельств.
И не сложится ли у широких масс искажённое представление о мире, если презентует его столь ангажированный Вергилий? Одна из главных тем книги Аджемоглу и Джонсона – влияние искусственного интеллекта (ИИ) на будущее. Авторы огорошивают читателей, что ИИ уже сейчас душит демократию и укрепляет автократию. Технологический прогресс, по их мнению, тоже носит классовый характер, поскольку направляют его решения горстки буржуев. Билл Гейтс когда-то сказал: «Покажите мне проблему, и я найду технологию, способную её исправить». Но для нынешнего Аджемоглу это «классово искажённая технология». Ведь если что-то выгодно Гейтсу, значит, большинство людей от этого пострадают. Хотя Гейтс уже передал на благотворительность денег больше, чем кто-либо в истории, а его компания подарила миру изобретения, радующие любого интернет-пользователя.
Однако Аджемоглу уверен, что, если разбить IT-гиганты на части, это «создаст пространство для инноваций». Хотя это более чем сомнительно, потому что небольшие компании просто не способны аккумулировать десятки миллиардов долларов на разработки, как это делают Google или Apple. Зачем же городить огород, который не имеет ничего общего с разумными антимонопольными мерами?
Философ Василий Розанов сто лет назад писал, что чувствует себя близкой к истерике женщиной, когда рядом с ним проходит кавалерийский эскадрон. У современных американцев схожие эмоции вызывают пятёрка крупнейших корпораций, которые производят пятую часть ВВП США. И на призывах их уничтожить без конца зарабатывают очки левые политики, которым всё более беспардонно подыгрывают некоторые научные авторитеты. Ещё недавно Дарон Аджемоглу с восторгом писал о конкуренции как о двигателе прогресса: производители стараются сделать продукт лучше, чем у конкурента, – и это способствует процветанию. Сегодня всё наоборот: «Обсуждение новых технологий должно сосредоточиться не на совершенстве новых продуктов, а на вопросе, помогают они людям или вредят. IT-предприниматели и венчурные капиталисты должны нести ответственность за то, как используются их изобретения». По этой логике производитель топора отвечает за его использование Родионом Романовичем Раскольниковым.
Марксу, Ленину и Сталину, вместе взятым, не хватило бы наглости на социалистические заявления, которые делаются сегодня буржуазными экономистами и поддерживаются полевевшим (особенно в США) населением западных стран. Энгельсу или Троцкому не пришло бы в голову, как Аджемоглу и Джонсону, обвинить буржуев в том, что они не осчастливили ещё буквально весь мир. У классиков речь шла лишь о том, что капиталисты эксплуатируют пролетариат в отдельно взятой Англии или Америке. «Самая крупная группа людей, исключённых из политики «общего процветания», проживает за пределами Америки и Европы», – с негодованием пишут классики XXI века. Словно западные предприниматели – это мировой собес.
Бизнес виноват, что разработки в области биотехнологий не переориентировались с западных болезней и патогенов на те, что преследуют зерновые культуры развивающихся стран. А экспорт новых технологий из богатых стран в бедные «создаёт новую культуру неравенства». Эту логику без пол-литра вообще не поймёшь. Вроде бы надо радоваться, что итальянский концерн построил завод в Эфиопии, а из нищих трущоб вышло какое-то количество высококвалифицированных рабочих, которые будут прилично зарабатывать. Но леваков не устраивает, что остальные останутся там, где они были. «Нынешний путь развития ИИ повышает требования к капиталовложениям, к образованию и навыкам производственных рабочих и даже требует более квалифицированной сферы услуг», – возмущены лауреаты по экономике, предлагая поддерживать в развивающихся странах менее продвинутые производства, требующие большого числа рабочих.
Аджемоглу и Джонсон не стесняются прямо назвать и другие свои предложения. Это стандартная левацкая повестка. Увеличить налоги на капитал, налоги на цифровую рекламу, налоги на личное богатство. Дать ещё больше денег на халяву для иммигрантов и всевозможных люмпенов, которые являются самым ценным электоратом социалистов. Поддерживать давление зелёных на бизнес за сокращение так называемого «углеродного следа». Ещё больше ограничить финансирование корпорациями университетов, чтобы «сделать учёное сообщество более независимым». Хотя вряд ли бы они перековались за последние 10 лет, если бы в американских университетах пахло независимостью уже сейчас.
Бесславная революция
Конечно, умнейший профессор Аджемоглу не может не понимать, что Запад не был бы авангардом человечества в последние 500 лет на основе таких рецептов. А успешным его сделали институты прямо противоположные. Он даже пытается сохранить лицо: пятая глава новой книги почти целиком посвящена тому, что в основе позитивных перемен всё-таки лежат институциональные преобразования. Но ради симпатий комитета всё это настолько зажато левой публицистикой, что обычный читатель остатков научного мышления у профессора Аджемоглу, скорее всего, просто не заметит.
Но немолодой интеллектуал должен сделать непростой выбор: гнуть свою линию и столкнуться с отменой себя любимого либо встраиваться в полевевшую академическую среду. Армянин, родившийся в Стамбуле, Аджемоглу наверняка неплохо знает, что значит быть парией, и выбирает старость в достатке и почёте. Да и многие ли на его месте откажутся от шансов на премию памяти Нобеля в пользу тернового венца? И так размышляют слишком многие умные головы, а Америка под их влиянием меняется на глазах.
Как рассказывали «АН», в 2020 г. социологическая служба YouGov опубликовала исследование: 44% молодых американцев предпочли бы жить в социалистической стране. 42% проголосовали за капитализм, а 7% выбрали коммунизм. 32% опрошенных нравится Маркс и 23% – Ленин. Похожие результаты у исследовательской службы Harris Poll, 49, 6% миллениалов и зумеров (поколения родившихся после 1982 г.) хотели бы жить при социализме.
Летом 2021 г. в Филадельфии прошла 100-тысячная акция, организованная партией «За социализм и свободу», которую СМИ прямо называют «коммунистической». Зажигал активист Black Lives Matter темнокожий Юджин Пурьер: «Пусть они кричат: «Найди работу». Мы – неудержимая сила, которая поставит эту капиталистическую систему на колени». Кто-то скажет, что это какие-то радикалы, а на выборах побеждают, как всегда, республиканцы и демократы. Но 100-тысячный митинг – круто даже для Москвы. А население Филадельфии в семь раз меньше. Политик №2 в Демократической партии сенатор Берни Сандерс не стесняется называть себя социалистом. На праймериз 2016 г. он получил больше голосов 18–29-летних избирателей, чем Клинтон и Трамп, вместе взятые. Это неудивительно: обещал списать молодым американцам долги за учёбу и сделать высшее образование бесплатным. Заодно они смогут брать оплачиваемый больничный, когда чувствуют себя неважно.
Взгляды Сандерса, по нынешним временам, умеренны: хочет не уничтожить, а регулировать капитализм. Но и он поддерживает кампанию «15 долларов за час»: дескать, за любую работу никому нельзя платить меньше. Хотя экономика упала в коронавирус – так с какого перепугу повышать зарплаты? Однако Сандерс предлагает забирать у самых богатых 90% дохода, а налог на наследство установить на уровне 65%. И кто тогда будет пытаться что-то предпринимать, если можно сидеть на пособии, играть в видеоигры и кушать пиццу на диване? Институты, сделавшие когда-то Запад передовым, были совершенно иными.
Молодая поросль левых куда радикальнее Сандерса: 32-летняя звезда демократов Александрия Окасио-Кортес вовсе не считает моральным мир, допускающий существование миллиардеров. И сверкает на званых вечерах в белом вечернем платье с крупной красной надписью на спине и ниже Tax the Rich («Обложите налогом богатых»). Хотя они и так обложены по самую маковку.
К концу 1980-х могло показаться, что левая идея на Западе выдохлась. Никто уже не хотел бороться против капиталистической эксплуатации на фоне благоденствия «эксплуатируемых». Но философы-постмодернисты Мишель Фуко, Жак Деррида, Жиль Делёз перевернули доску: отменили рациональное мышление, а создание собственных идей заменили критикой чужих. Они всюду искали и разоблачали «метанарративы» – любые масштабные целостные объяснения того, как устроен мир: например, что ценности Просвещения помогли Западу достичь прогресса. В их понимании наука – не наука, демократия – не демократия, а все ваши ценности сконструированы «системами языка» и подсознанием, а объективного знания достичь невозможно.
Левакам это всё пришлось очень по вкусу: теперь можно даже не обещать «светлого будущего». Раз любое знание сконструировано и политически окрашено, все планы на основе него тоже бессмысленны. Капиталистическая система должна быть разрушена уже потому, что несправедлива. Нужно лишь представить, что липовый прогресс достигался путём эксплуатации природы, геев, негров и женщин.
Разумеется, и наука не могла остаться бастионом разума. Гей-общественность устраивает травлю учёных, исследующих проблему пола. Мало ли какие открытия они могут сделать, учитывая, что до сих пор нет ответа на фундаментальные вопросы. Нейробиолог из Орегонского университета Чак Роселли исследовал самцов овец, спаривающихся с другими самцами, и был обвинён в том, что ставит «евгенические опыты с целью искоренить гомосексуальность среди людей».
Прославленный открыватель структуры ДНК и нобелевский лауреат Джеймс Уотсон в 2019 г. был лишён многих почётных званий за такие «недопустимые высказывания»: «Я вижу мрачные перспективы для Африки, потому что вся наша социальная политика строится на допущении факта, что у них уровень интеллекта такой же, как у нас, – тогда как все исследования говорят, что это не так». Вроде бы старина Уотсон немного шарит в биологии, и стоит послушать, на каких данных строится его логика. Но табуирована сама тема – и проще «отменить» Уотсона.
Вряд ли Дарвин или Фрейд смогли бы сегодня добиться популярности своих открытий в условиях травли со стороны сексуальных, расовых, культурных меньшинств, выдающих свои политические догмы за науку. А обывателю всё труднее.
* Соцсеть, заблокированная на территории РФ.
Поделиться Поделиться